Роберт Хайнлайн - Дверь в лето [с рисунками]

Ознакомительный фрагмент

Это означало, что только один раз «Универсальную Салли» надо было заставить убрать со стола, очистить от остатков пищи тарелки и поставить их в посудомоечную машину — после этого она сама справлялась с любой грязной посудой, на которую натыкалась. Более того: ячейку Торсена можно сначала зарядить электронной «памятью» и лишь потом вмонтировать в ее «голову». Тогда «Салли» справится с попавшейся ей грязной посудой сразу же, с первого раза, и никогда не разобьёт ни одной тарелки.

Воткните другую «заряженную» ячейку рядом с первой — и она сумеет перепеленать малыша, и тоже с первого раза, и никогда — никогда! — не ущипнёт его.

В квадратную голову «Салли» свободно помещалась добрая сотня ячеек Торсена, каждая — со своей электронной «памятью» о разных домашних делах. Теперь — сторожевая цепь, охватывающая все «умные» цепи: она заставляла «Салли» замереть на месте, включив сигнал тревоги, если та натыкалась на что-то, не укладывающееся в её инструкции, чтобы ненароком не перебить посуду (или детей!..).

Так что «Салли» я собрал на базе инвалидского кресла с электроприводом. Внешне это сильно смахивало на осьминога, обнимающегося с вешалкой, но видели бы вы, братцы, как она умела чистить столовое серебро!

Майлс наблюдал, как наша первая «Салли» смешивает «мартини», подаёт его; потом обходит комнату, опорожняя «протирая пепельницы (не трогая при этом чистые); затем открывает окно; после этого подходит к полкам и стирает пыль с книжек. Отхлебнув «мартини», Майлс заявил:

— Вермута многовато, пожалуй.

— А я именно такой и люблю. Но можно сделать, чтобы мне она смешивала коктейли так, а тебе — по-другому. У нее свободных ячеек ещё навалом. Одно слово — универсальная.

Майлс отпил ещё.

— Как скоро она будет готова для запуска в производство?

— Ну, я-то возился бы с ней ещё лет десять.

Майлс застонал, и я торопливо добавил:

— Но модель попроще, я думаю, надо бы запустить пораньше — скажем, лет через пять.

— Ерунда! Наймем тебе кучу помощников, и чтобы всё было готово через полгода.

— Черта с два! Это венец моего творенья, и я не выпущу её из рук, пока она не станет шедевром: раза в три меньше, с легко заменяемыми, быстросъемными узлами (кроме, конечно, торсеновских ячеек), и настолько смышлёной, чтобы она не только не заводила ключом кошек и не стирала пыль с детей, но даже играла в пинг-понг, если покупатель заплатит за дополнительное программирование. Я взглянул на «Салли»: она тихонько стирала пыль с письменного стола, аккуратно укладывая каждую бумажку туда, откуда взяла.

Я продолжил:

— Хотя играть с ней в пинг-понг, пожалуй, будет скучно: она не будет промахиваться. А впрочем, можно научить её и этому: поставим генератор случайных чисел… да, это можно. А когда сделаем — устроим рекламный матч. Вот будет зрелище, а?

— Год, Дэн. Один год, и ни днём больше. И я найму дизайнера от Леви — помочь тебе с внешним оформлением.

Тут я сказал:

— Майлс, когда ты поймёшь, наконец, что технической частью командую я? Вот когда я передам её тебе — валяй, там ты хозяин. Но ни секундой раньше.

— А вермута всё-таки многовато… — ответил Майлс.

С помощью наших механиков я возился с «Салли» до тех пор, пока она перестала напоминать два столкнувшихся мотоцикла и приобрела вид, вызывающий желание прихвастнуть ею перед соседками. Я тем временем довёл до совершенства всю систему управления. Я даже научил её гладить Пита и чесать его за ухом, а это, поверьте, требует такой же точной системы отрицательной обратной связи, как в оборудовании атомных лабораторий. Майлс не торопил меня, хотя время от времени заходил взглянуть, как идут дела. Работал я обычно по ночам, поужинав с Беллой и проводив её домой. Большую часть дня я отсыпался, приезжал на фабрику после обеда, подмахивал приготовленные Беллой бумаги, проверял, что сделано за день в мастерской, и опять уезжал с Беллой ужинать. Я не очень выкладывался перед ужином, потому что после творческого труда от человека воняет, как от козла: утром, когда я возвращался из мастерской, вытерпеть меня мог разве что Пит.

Как-то раз, когда обед близился к концу, Белла спросила:

— Ты обратно на фабрику, милый?

— Конечно, а куда же ещё.

— Хорошо. Майлс тоже должен приехать.

— Майлс?

— Он хочет провести собрание пайщиков.

— Собрание пайщиков? Зачем?

— Это ненадолго. Ты ведь в последнее время не очень вникал в дела фирмы, милый. Майлс хочет кое-что уточнить или решить вопросы нашей политики; я точно не знаю.

— Я в основном занят инженерными делами. А что, собственно, ещё я могу делать для фирмы?

— Ничего, милый. Майлс говорит, что собрание — ненадолго.

Майлс уже ждал нас на фабрике и поздоровался со мною за руку так торжественно, будто мы месяц не виделись. Я спросил его, в чём дело. Он повернулся к Белле.

— Достань, пожалуйста, повестку дня.

Уже тогда я должен был понять, что Белла солгала мне, будто бы Майлс не говорил ей, что он замышляет. Но мне это и в голову не пришло (я же верил Белле, чёрт возьми!), да ещё вдобавок меня кое-что отвлекло: Белла подошла к сейфу, повернула ручку — и сейф открылся. Я спросил:

— Кстати, дорогая, я вчера хотел открыть его и не смог. Ты что, сменила шифр?

Она перекладывала папки и не повернулась ко мне.

— Разве я тебе не сказала? Охрана попросила меня сменить шифр после ложной тревоги на прошлой неделе.

— А… ты лучше дай мне новый шифр, а то, не ровен час, придется звонить вам среди ночи!

— Конечно. — Она закрыла сейф и положила папку на стол, который мы использовали для совещаний.

Майлс откашлялся и сказал:

— Давайте начнём.

Я ответил:

— О'кей. Дорогая, раз это официальное собрание, то, мне кажется, надо бы вести протокол. Хм, итак: среда, восемнадцатое ноября 1970 года. Девять часов двадцать минут вечера. Присутствуют все пайщики — запиши наши имена; председатель правления и ведущий собрание — Д. Б. Дэвис. Есть ли вопросы, оставшиеся не рассмотренными ранее?

Таковых не оказалось.

— О'кей, Майлс, твой выход. Есть ли новые вопросы?

Майлс опять прочистил горло:

— Я хочу обсудить и пересмотреть политику фирмы, предложить программу действий на будущее и представить на рассмотрение совета предложения о привлечении средств со стороны.

— Не дури, Майлс. У нас положительный баланс, и дела идут лучше с каждым днем. Чего тебе не хватает? Если денег на текущем счету, то можем добавить!

— Новая программа не позволит нам сохранить положительный баланс. Нам нужна более широкая структура капиталовложений.

— Какая ещё новая программа?

— Дэн, ну, пожалуйста! Я не поленился всё это подробно записать. Пусть Белла прочтёт.

— Ну что ж… пусть прочтёт.

Опуская крючкотворские пассажи (а Майлс, как все юристы, очень любил длинные слова), дело сводилось к трём пунктам. Во-первых, Майлс хотел отобрать у меня «Универсальную Салли», передать её группе инженеров-технологов и немедленно выбросить на рынок. Во-вторых — тут я перебил его:

— Нет!

— Подожди. Дэн. Как президент и старший менеджер, я определённо имею право, чтобы мои соображения выслушали, не перебивая. Оставь свои комментарии при себе и дай Белле дочитать.

— Ладно. Но другого ответа не будет.

Во-вторых, хватит нам быть кустарями, считал Майлс. У нас в руках большое изобретение, не менее важное, чем автомобиль, и немалая фора. Так что надо немедленно расширяться, создавать организацию всеамериканского, а возможно, и всемирного масштаба: оптовая торговля, розничная — ну, и производство, соответственно.

Я начал барабанить пальцами по столу. Я представил себя главным инженером такого предприятия: у меня даже чертёжную доску отберут, а если я возьму в руки паяльник — профсоюз тут же объявит забастовку. С тем же успехом я мог остаться служить в армии и попытаться стать генералом. Но я не перебивал.

В-третьих, такие дела с нашими грошами не проворачивают, — нужны миллионы. Миллионы предлагала «Манникс Энтерпрайзиз»; фактически она просто покупала нас на корню — вершки и корешки, вместе с «Универсальной Салли». Мы превратились бы в её дочернюю корпорацию. Майлс стал бы начальником отдела, а я — ведущим конструктором, но доброе старое время уже не воротишь: мы оба станем просто батраками.

— Это всё? — осведомился я.

— Мм-м… да. Давайте обсудим и проголосуем.

— По-моему, надо ещё включить пункт, гарантирующий нам право сидеть вечером перед хижиной и петь спиричуалс[3]?

— Это не шутки, Дэн. Так надо.

— А я и не шучу: чтобы раб не бунтовал, ему надо дать какие-то привилегии. О'кей. Можно мне?

— Валяй.

Я выдвинул встречное предложение, которое давно вертелось в голове. Я предложил свернуть производство. Джейк Шмидт, наш мастер цеха, был славный малый. Но меня то и дело выдёргивали из теплого творческого тумана — устранять дефекты сборки. Ощущение такое, будто тебя из тёплой постели вываливают в ледяную воду. Вот из-за этого-то я и старался побольше работать по ночам, а днем держаться подальше от цеха. А когда привезут еще ангары и укомплектуют ночную смену, мне и вовсе не видать покоя для творчества, даже если мы и отклоним этот безумный план — втиснуться между «Дженерал Моторз» и «Консо-лидейтед». У меня не две головы; я не могу быть и изобретателем, и производственником.